Для томских кадетов даже репетиция парада – дело ответственное. И серьезность не сходит с лиц даже в расслабленной атмосфере ожидания начала генерального прогона. / Фото Полины Зайцевой.
По асфальтированной площади разбросаны кучки военных, из каждой вылетают задорные реплики, гармонирующие с матом. Кажется, что все ждут начала какого-то концерта: барабанщики кадетского корпуса играются с инструментами, музыканты военного оркестра стоят на изготовке. Улыбки, раскованные жесты, расслабленность. Когда на плацу появился начальник гарнизона, люди из бесформенных кучек организовались в прямолинейные квадраты, или «коробки» шесть на восемь человек. Состав кучек не изменился, преобразилась форма. Каменные лица, застывшие фигуры, безмолвное напряжение.
Десять зеленых, синих и черных четырехугольников разлиновали плац томского военно-медицинского института. Майский вечер тепел и ярок. Один квадрат, состоящий из людей, пестрел среди других. Это ветераны войн в Афганистане и Чечне, они пришли на репетицию в штатском, остальные — в форме своих подразделений.
— Здравь жлаем, тварщ полкоуник! — пролаяли коробки.
— Отставить, — донесся из динамиков голос начальника томского гарнизона Владимира Москвитина. Он уже стоял на трибуне и командовал парадом. — Правая часть отстает.
Дубль два.
— Уже лучше, — констатирует командующий.
Когда заканчивается поздравительная речь, троекратно гремит нарастающее протяжное «ура». После двух «отставить», начальник гарнизона добивается нужной долготы звучания этого восклицания. Он хвалит собравшихся, пока те откашливаются. Продолжительное «ура» необходимо, чтобы салютная группа успела передернуть затворы винтовок и подготовиться к очередному залпу.
— Парад, напрааааа-о!
Шестисотчеловеческое тело в секунду развернулось и подалось вперед.
— Шагоом, арш!
Засеменили барабанные палочки первой коробки томского кадетского корпуса, за ними двинулись знаменные группы, курсанты, интерны и офицеры военно-медицинского института, студенты института военного образования ТГУ, судебные приставы, участники боевых действий в Чечне и Афганистане, а также представители федеральной службы исполнения наказания. После барабанщиков вступил оркестр.
Когда коробка проходила мимо трибуны, Денис Карпинский, сменивший Владимира Москвитина, строго указывал на ошибки:
— Третья шеренга развалилась! Пятый в четвертой шеренге, наклон головы исправь! Поправьте фуражки! Пятая шеренга, не в ногу идете, мля! Совсем уже!
Неспециалист не увидит погрешностей, поэтому вся эта часовая муштра кажется ненужной. И зачем вообще нужно уметь маршировать? В реальных боевых условиях во время всех пеших бросков кому придет в голову чеканить шаг?
— Не мы придумали традиции, — проговаривает Владимир Москвитин, — мы делаем это для ветеранов. А вообще строевая подготовка нужна, для того чтобы сплотить коллектив, дать почувствовать плечо товарища.
Для ветеранов и для сплоченности. Эта логика придает командирскому недовольству некую осмысленность и даже дает право на подобные высказывания:
— Что вы ковыряете то в носу, то в заднем проходе? — риторически восклицает один из офицеров, обращаясь к четвертой и пятой коробкам. — Как будто вам что-то мешает там! Весь город будет на нас смотреть.
В ответ порывистый шелест смешков. Беззлобных. Обычная реакция на шутку.
— Самые сложные элементы в строевой подготовке — это равнение в шеренгах и стойка, — говорит Владимир Москвитин. — Добиться идеально ровного строя в шеренге очень сложно: нужно много тренироваться. А постоянно держать строевую стойку тяжело физически.
Участники парада потратят в общей сложности около 20 часов на репетицию шествия, а пройдут от Ново-Соборной площади до Лагерного сада примерно за 30 минут. Три часа придется провести на ногах в целом, что, по словам Владимира Москвитина, самое тяжелое.
— Вообще сложнее всего все-таки добиться единообразия, — говорит студент четвертого курса юридического института ТГУ Михаил Богданов. — Важна не только личная подготовка, но и умение действовать в коллективе.
Михаил третий год участвует в параде, поэтому не видит никаких сложностей в выполнении элементов строевой подготовки. Однако он вспоминает, что проблематичнее всего дается умение маршировать, держа равнение направо. Михаил искренне рад тому, что может участвовать в Параде:
— Это обалденное чувство! Мы, студенты, не можем дать ветеранам по квартире, но можем доставить им удовольствие, дать положительные эмоции. И это здорово, когда ты маршируешь и видишь, как ветераны улыбаются и плачут от счастья. Поэтому это самый важный праздник для меня!
Самое сложное — добиться четкости и слаженности музыкантов, участников шеренг, совпадения музыки и ритма марширующих в ногу. Как в синхронном плавании, но сложнее. / Фото Полины Зайцевой.
Заа-пее-вай! На параде синхронным должен быть не только шаг, но и голос каждого в шеренге. / Фото Полины Зайцевой.
А ритм веселее отбивать пальцами, а не барабанными палочками. / Фото Полины Зайцевой.
НАБЛЮДАТЕЛЬ
Как я нашел деда
Андрей Белоус
Моего деда убили под Сталинградом через 14 месяцев после начала войны. А похоронили спустя 62 года, в июле 2004-го, когда в Городищенском районе Волгоградской области нашли его солдатский медальон. Бабушка и моя мама не дожили до этого дня несколько лет.
Я мало что знал про деда. У меня сохранилась одна его фотография, которую он сделал перед отправкой на фронт. Говорят, что я на него похож.
Где и как погиб мой дед, все эти годы никто не знал. В ответ на десятки запросов в министерство обороны приходили одинаковые отписки. Потом мой отец нашел в центральном архиве минобороны записи о местах последних боев дивизии, где воевал дед.
Летом мы купили билет на самолет и улетели в Волгоград. Поселились в кемпинге на одном из волжских островов, а утром, переправившись на теплоходе в областной центр, отправились на такси в степной район искать моего деда. В музейной книге участников битвы вблизи села Орловка мы нашли его фамилию. Местные показали нам, где все было.
Я думал, что все это уже ушло куда-то под землю. Но там, под Волгоградом, где погиб мой дед, эта война еще лежит на поверхности. Мы шли с отцом по полю, где каждый квадратный метр по-прежнему напичкан металлом. Мы прошли километров пять, и на каждом шагу вдавливали в степь железо, которое попало сюда десятки лет назад.
Тогда, 25 лет назад, для меня это было такое веселое приключение, о котором я вспомнил лишь когда нашел остатки разорвавшегося немецкого фугаса. Как мы привезли это железо с отцом по воздуху из Волгограда в Томск, ведомо, похоже, только отцу.
Сейчас эта штука стоит у меня на книжном стеллаже. Мои дети считают, что это снаряд, который и убил моего деда. И я тоже так считаю, когда они просят меня рассказать про деда.
А потом моя старшая дочь тревожно спрашивает меня: папа, а ты не уйдешь на войну?
Нет, Маша, не уйду. Мой дед, красноармеец 41-й гвардейской дивизии 10-го воздушно-десантного полка, сберег тебя от этого.
/ Михаил Гилев.
