Отравление грозило всем жителям города. Ведь воду из-под крана пили все. А вместе с ней — и ядовитый фенол, который попадал в городской водопровод из Томи. Туда его сбрасывали заводы Новокузнецка, Кемерова, Юрги. Системы очистки не справлялись с этим веществом, вызывающим нарушения нервной системы. Стало понятно: брать воду из реки больше нельзя, нужно искать альтернативу. Как Томск искал и нашел спасение на левом берегу? // Мария Симонова.
Так завораживающе выглядит процесс обезжелезивания подземной воды. Через шестнадцать широких труб под давлением вода вырывается наверх и рассыпается серебряными куполами. После запуска в 1974 году станция обезжелезивания стала достопримечательностью Томска. Здесь побывали космонавт Рукавишников, писатель Виль Липатов, председатель совета министров СССР Косыгин (последний, впрочем, скорее, отслеживал, как Томск потратил выделенные на проект деньги). Фото из архива «Томскводоканала».
Шел 1971 год. После очередного серьезного сброса фенола в Томь в руководстве области не выдержали:
— Все были возмущены, пить жидкость из-под крана было невозможно, за водою у колонок стояли огромные очереди, — вспоминает Анатолий Чемерис, один из участников создания томского подземного водозабора. — Егор Лигачев собрал у себя срочное совещание. А в то время в Новосибирске как раз находился с визитом Леонид Брежнев. Руководство области поспешило туда, передали документ, обрисовали ситуацию, и Леонид Ильич поставил свою подпись. После этого началась серьезная стройка. Она шла почти круглосуточно, и всего через 25 месяцев водозабор был запущен.
Казалось бы, проблема была решена мгновенно. На самом деле история перехода на подземную воду началась задолго до получения нужной подписи Брежнева.
За шесть лет до случившегося
Первыми тревогу забили томские рыбаки: в середине шестидесятых они заметили, что в реке стало подозрительно много мертвой рыбы. Обсуждать проблему начали и в научных кругах. В октябре 1965 года профессор ТПИ Заводовская выступила с докладом, где привела впечатляющие данные о составе речной воды. В ней постоянно присутствует азот и аммиак (которых вообще быть не должно), выше допустимой нормы — содержание нитратов и нитритов, но особую тревогу вызывает фенол.
Автор доклада предложила альтернативу речной воде — переход на подземные источники. Эту же идею поддержали ректоры медицинского и политехнического институтов Иннокентий Торопцев и Александр Воробьев. Они доказывали: город необходимо переводить на артезианскую воду.
Лучше чистить речную воду
Но в подземной воде много железа. Избавить воду от него — проще и дешевле, чем от фенола, считали томские ученые. Но с ними согласились не сразу.
— В новосибирском институте рассчитали, что можно обойтись такой системой очистки и ничего страшного не случится, — вспоминает Анатолий Пичугин, бывший начальник томского водозабора. — Приехал новосибирский специалист, сделали пробную углевальню, взяли уголь, который использовался в противогазах. Но ведь фенол — это растворимое вещество. Представьте, что вы добавите сахар в воду и затем процедите ее через вату. Она же не перестанет после такой очистки быть сладкой! То же самое и с фенолом. Были нужны другие установки, которых в то время просто не было. Московская Академия коммунального хозяйства нам ничего не посоветовала.
Между тем, напряжение в городе нарастало. Участились случаи кишечных заболеваний: брюшного тифа, дизентерии. Данные по составу тогдашней воды впечатляют: депутатская комиссия горсовета по здравоохранению в начале 1968 года обнаружила в томской речной воде промышленные загрязнители анилин, роданиды, формальдегид, бензол, нитробензол, нитраты, фенолы, эфирорастворимые вещества, соли металлов, азот. По санитарно-токсикологическому показателю норма была превышена в три-пять раз, а по органолептическим (на вкус, цвет и запах) в сорок раз! Подземный водозабор был необходим уже почти как воздух.
Как один гидрогеолог всю страну убедил
Разведка скважин шла непросто. Уповали на месторождение воды в Обь-Томском междуречье, но забраковали его как неперспективное, мол, больше пяти тысяч кубометров в сутки оно не даст, а необходимо как минимум сто тысяч.
Ошибку в этих оценках нашел Николай Рассказов, преподаватель кафедры гидрологии и инженерной геологии ТПИ. Именно он заметил, что песок в Междуречье, где воды якобы не было, и Кузовлево, где сам он вел исследования, однороден, а значит, и запасы воды должны быть сопоставимы. Со своими расчетами Рассказов дошел аж до Всесоюзной комиссии по запасам полезных ископаемых. В 1970 году его выводы одобрил главный куратор водных запасов страны гидрогеолог Н. Биндерман. Место для водозабора было найдено!
Окончательно подтвердить расчеты гидрогеологов могла только пробная скважина. Тогда еще не все верили, что будет вода. Но вот наконец скважина дала щедрый фонтан, и он смыл все сомнения. Подземная вода есть!
В поисках денег
Для бурения в таком масштабе требовалось специальное оборудование, транспорт, трубы разных типов, диаметров и, конечно же, средства… Деньги и тогда выделяла Москва: нужно было решение генсека и совета министров. Важную роль здесь сыграл Егор Лигачев, у которого были связи в высших партийных кругах. В 1971 году он буквально «на коленке» подписал у Брежнева технико-экономическое обоснование. В феврале 1972 года отправил на имя генсека ходатайство ускорить строительство.
Нужные документы появляются уже в апреле: распоряжение совета министров № 818 определяло, что подземный водозабор нужно построить за два года, а первый пусковой комплекс мощностью пятьдесят тысяч кубометров в сутки ввести уже в конце 1973 года. Для строительства первой очереди выделяется 1,8 миллиона рублей.
В поисках труб и насосов
Работы организуют быстро, поскольку время не ждет. Специалисты новосибирского отделения института «Гипрокоммунводоканал» спешно заканчивают обследования Тимирязевского бора, окрестных болот и колхозных полей — там пойдет двадцатикилометровая трасса водопровода. Другая группа сотрудников этого же института разрабатывает схемы электроснабжения и проектирует линии электропередач. Часто решения принимаются прямо на объекте и строительство ведется «с листа».
Нелегко приходится в поисках нужных для работ материалов. Трубы для водовода разыскивали по всей области.
— Необходимых «тыщевок» (труб диаметром тысяча миллиметров) было очень мало, — вспоминает Анатолий Пичугин. — На Север, где тогда работал начальник управления строительства Геннадий Муравьев, позвонил «дядя Егор», как часто называли Лигачева. Муравьев прилетел в Томск со своими специалистами, они разыскивали подходящие трубы. Иногда доставлять их приходилось вертолетом. В итоге быстро проложили водоводы. Важным этапом стройки, конечно, была станция обезжелезивания. Норма железа по ГОСТу тогда была 0,8 миллиграммов на литр, у нашей же подземной воды — до 4,3 миллиграммов. Она даже по цвету была красной! Продумали сложную и в то же время простую технологию превращения закиси железа в окись. Когда вода падала с высоты, то происходила реакция с кислородом и железо задерживалось фильтрующими материалами.
Вода пошла в квартиры
Водозабор построили всего за двадцать пять месяцев. Уже к началу ноября 1973 года были готовы и опробованы все сорок пять скважин, испытаны и опрессованы оба ответвления водовода, шла промывка всей линии. Запустили электробойлерную, хлораторную, насосную станции…
Дата «стыковки» нового водозабора с городской системой водоснабжения выпала на 13 декабря, но «чертова дюжина» не испугала специалистов.
— Когда был сдан объект, мне сказали: «Работайте, Анатолий Васильевич», — говорит Пичугин. — А как работать, где взять необходимое оборудование? Например, насосы? Их же надо менять практически каждый год! Хорошо, что у нас была настоящая власть. Дядя Егор, узнав о проблеме, сказал: «Давайте мне насос в глубинном разрезе». А оборудование огромное, мы распилили один на части. Лигачев положил его у себя в кабинете на стол, собрал всех директоров местных заводов и сказал: «Не выйдете, пока каждый не возьмет по детали, которую вы будете производить». Кто был смелее и умнее, успел выбрать себе железки попроще. Кто сопротивлялся, им достались более сложные элементы.
Поначалу подземная вода подавалась только в центральные районы. Чтобы перевести весь город на артезианскую воду, понадобилось еще много лет строительных работ. Годами часть районов получала смешанную речную и подземную воду. Полностью Томск перешел на артезианскую воду в 1990 году.
— Были сложности, не хватало воды, иногда даже приходилось давать ее по графику, полдня в одни районы и полдня в другие, — рассказывает Михаил Рутман, в то время начальник треста Главтомскстроя, а ныне проректор ТГАСУ. — Но мы строили, увеличивали мощности и довели их до двухсот тысяч кубов в сутки. Сегодня этого объема на город хватает. И до сих пор мы пьем воду только из подземного водозабора. Кстати, сегодня из всех сибирских регионов Томск единственный, где используется исключительно артезианская вода. Остальные, насколько мне известно, смешивают подземную воду с речной.
При подготовке использовались материалы книги «От чистого истока. Век томского водопровода».
«Томская вода»
Фото из архива «Томскводоканала»
В этом году исполняется сорок лет с момента запуска подземного водозабора. Благодаря ему томичи, практически единственные в России, пьют не речную воду, а подземную.
В свое время это спасло горожан от массового отравления. Но сам водозабор не раз оказывался под угрозой. В восьмидесятые годы рядом планировали построить Нефтехимический комбинат. Но ученые сумели отклонить этот проект. Сегодня здесь строится левобережная дорога, в будущем планируют зоны отдыха, малоэтажное жилье и спортивные объекты. Станет ли это угрозой для подземного водозабора? Насколько он значим для нашего города? «Городская газета» открывает специальный проект «Томская вода». В первом выпуске мы вспоминаем о том, как создавался водозабор.
